Утрата религии привела к образованию в здании человечества трещины. Сегодня эта трещина растет с такой бешеной скоростью, что мы видим эту скорость. Это ключевой момент в истории человечества, и он требует отдельного осмысления. В первую очередь нужно понять природу этих процессов. Что положено в их начало? Большой вопрос: почему именно на Западе стала исчезать религия?

Что это, случайность, предопределение или закономерность? Трудно найти однозначный ответ. Со слишком сложной системой мы имеем дело, чтобы уловить ситуацию до таких тонкостей. Здесь каждый увидит свою причину. Одни увидят в этом случай. Другие заявят, что западное общество предрасположено к утрате религии из-за излишнего пристрастия к логике.

Третьи найдут в этом метафизику, потому что Солнце восходит на Востоке и умирает на Западе. Все религии мира родились на Востоке, все безбожные философии на Западе. Картины Воскресения рисуют на восточной стороне храма, Страшный суд на западной стороне.

Версий много, и читатель сам выберет, какая ему больше по вкусу. Мы же ограничимся заявлением, что не можем в жесткой логической последовательности объяснить, почему именно западная пирамида начала превращаться в монстра. Для нас пока достаточно зафиксировать, что именно западное общество утратило религиозные тормоза.

Негативные процессы зародились спустя четыре столетия после Великого раскола XI—XII веков. Раскол положил начало современному обществу потребления. Его «генеалогическое древо» выглядит следующим образом: Великий раскол порождает католицизм. Католицизм порождает протестантизм. Протестантизм порождает капитализм. Капитализм порождает атомизм, высшую фазу развития капитала и максимальную степень раздробленности общества. Некогда гармоничные структуры превращаются в хаос-массу.

Члены принципиально нового типа общества, какого еще не знало человечество, не имеют никаких целей и задач, кроме увеличения темпов личного потребления и погони за удовольствием. Человек традиционного общества понимал себя как «Я — это мои принципы». Человек светского общества понимает себя уже по-новому: «Я — это мои вещи». При переходе из одного состояния в другое теряется душа. Раньше вещи были приложением к человеку. Теперь человек становится приложением к вещам.

История с эпохой Возрождения один в один повторяет историю появления морфия. Когда в XIX веке выделили чистый морфий, все почитали его за чудо-лекарство. Например, такой известный ученый как Фрейд, рекомендует его своим пациентам от всех болезней. И только спустя несколько лет общество понимает, что скрывается за «лекарством». То же самое происходит и с прогрессом.

Сначала его воспринимают как путь к счастью. Бога нет, никто не мешает, делай что хочешь, и прочее. Религия воспринимается в худшем случае как мракобесие и отсталость, в лучшем случае как традиция, сводимая к выполнению обрядов. Из центральной силы Вера превращается во что-то нелепое, бесполезное и смешное. С этого момента западное человечество живет своей жизнью, религия своей.

Начало упадка веры незамедлительно отражается на широких массах. Больше никто ни во что не верит. Честь, совесть, понятие долга и высшие принципы стремительно исчезают. Плотская жизнь стала пониматься как единственное сокровище, радостями которого надо успеть насладиться. Решающее значение обретают деньги. Прорисовываются контуры потребительского общества, общества без Бога, или как его еще называют, светского общества.

Князья забывают о высоких принципах и воюют с единственной целью — обрести земные блага. Для победы нужна большая армия и, следовательно, сильная экономика. Сильная экономика возникает, когда подданные стремятся богатеть. Чтобы главным делом подданных стало накопление богатства, надо «сворачивать» религию, которая учит это самое богатство презирать.

Так возникает вопрос о «вреде религии». Первыми этот «вред» осознали власть имущие. Разложение захватывает Церковь. Религией в прямом смысле начинают торговать. Практикуется отпущение грехов за деньги, торговля церковными должностями, протаскивание родственников на «теплые» места и прочее.

Процесс охватывает всю средневековую Европу. Но к чему это приводит? Казалось, мечта идиотов сбылась. Устремившийся к богатству народ создал сильную экономику, что позволило содержать большую армию. Но солдаты теперь воевали исключительно за деньги. На практике выяснилось, что наемная армия не очень хочет сражаться.

Макиавелли, живший в то время, писал, что наемники отличаются от национальной армии двумя качествами: они быстро отступают и медленно наступают. Толпы наемников бродили по Европе, перепродаваясь от одного герцога к другому. Иногда в решающий момент битвы. Кто заплатит больше, тот и победил. Ситуация, чем-то похожая на современные демократические выборы.

Стало очевидно, что путь без религии, — это путь разложения. И вновь возникает проблема. Как, с одной стороны, сделать, чтобы государство было экономически сильным, и люди в нем стремились к богатству, но, с другой стороны, чтобы при этом они почитали мораль, веру.

Умирать за деньги нельзя. Как говорил Юлий Цезарь, «можно найти много людей, готовых убивать за деньги, но нельзя найти людей, готовых умирать за деньги». К слову сказать, технически мощные США сегодня сталкиваются с аналогичной проблемой. Солдаты не хотят умирать за деньги. Это первая причина, по которой американская армия завязла в военных конфликтах.

Князья Нового времени озадачиваются вопросом, как создать ручную, управляемую религию. Выполнить это возможно не иначе, как через раскол католической церкви. Начинается эпоха создания «карманных» церквей. Первыми в этом процессе выступили немецкие князья. Они поддержали некоего Мартина Лютера, протестовавшего против имевшихся в церкви злоупотреблений. Своим протестом он не избавил церковь от пороков, но расколол.

Конечно, если бы не поддержка немецких князей, увидевших в этом возможность достижения политических целей, никто бы не знал ни этого монаха, ни его протестантизма. Но он, как говорится, оказался в нужное время в нужном месте. Его страстные обличительные речи породили протестантизм, эволюционировавший в кальвинизм и далее в капитализм.

* * *

Чтобы понять, почему это учение принесло такие неожиданные плоды, нужно уловить логику протестантизма. Он ведь тоже превратился в капитализм не сразу. Протестантизм Лютера резко отличается от протестантизма Кальвина. Если первого можно назвать добрым католиком, то второй уже открыто проповедовал, что количество денег определяет спасение души.

Объективности ради следует заметить, Кальвин говорил, что Бог метит своих избранных не только богатством, но и страданием, но вторая часть как-то не нашла признания. Люди услышали только то, что деньги есть признак богоизбранности. Это было революционно новое заявление. Поначалу на него мало кто обращает внимание. Религия к тому времени утратила статус института, задающего направление обществу.

Католические и протестантские богословы спорят на обочине жизни, хорошо это или плохо. У Кальвина находятся последователи. Не потому, что они разобрались в тонкостях доказательной базы, утверждавшей за деньгами спасительную для души силу, а потому что это заявление соответствовало их внутреннему стремлению. Религия Кальвина фактически узаконила добывание денег любыми путями.

Отметим, что успех Гитлера базируется на тех же стимулах, что и успех Кальвина. Оба эти деятеля говорили массе: вы избранные, и только в силу факта вашего существования у вас есть право реализовывать свои желания за счет низших. Корни колоссального успеха здесь в том, что масса охотнее принимает не то, что истинно — в этом она разобраться не может, — а то, что соответствует ее желаниям в чувственной сфере. Фашистские лозунги всегда и везде будут находить в широких массах горячих последователей.

Князья, избавившиеся от опеки религии, добившись политической самостоятельности, погружаются в сиюминутные проблемы. Утрата европейским обществом религии означала, что нет больше сил, способных понять ситуацию. Запущенный процесс начинает развиваться самостоятельно, сообразно внутренней логике. Страшные по разрушительной силе тенденции крепнут и набирают обороты. Но пока этого никто не видит, ибо нет больше сил, способных осмыслить и понять ситуацию в должном масштабе.

Глава 2

Логика как бомба

Религия — это поиск истины через Откровение.

Философия — это поиск истины через логику.

Протестантизм, возникший как политический инструмент, чтобы стать легитимным, создает собственную мировоззренческую базу. С самого начала он был обречен уже только потому, что его основатель, Мартин Лютер, не был пророком. Он не получал Откровений из миров, лежащих за пределами человеческого сознания, и потому не мог оперировать ничем, кроме здравого смысла. Уже только за это протестантизм следует называть не религией, а философским учением.

Единственным ориентиром протестанты объявляют Священное Писание — Библию. Остальное, что накоплено за полтора тысячелетия — Священное Предание, Соборы, почитание икон, многие таинства и прочее — отвергают. Не осталось ничего, кроме логики и Библии, понимаемой через призму логики. В результате за века из протестантизма получилась светская организация, называющая себя церковью, а своих членов христианами. На самом деле от христианства там осталось только название.

Предвидя негодование простых протестантов, хотя мы предполагаем, что совсем простые люди не будут читать эту книгу хотя бы потому, что ее нужно читать, мы все же находим нужным извиниться перед честными людьми, исповедующими свою религию. Мы не хотим никого обидеть в светлых чувствах, и потому все, о чем здесь повествуется, носит крупный характер, никак не касающийся отдельной личности.

Не стоит заблуждаться почитанием протестантами Библии. Без Веры суетный ум не способен вместить догматы Откровения, Священное Писание и Священное Предание. Для рационального ума это не более чем набор невероятных басен и неправдоподобных мифов, кем-то сочиненных на досуге. Чтобы выскочить из множества противоречий, логику необходимо подчинять Вере, а не наоборот.

Не верить глазам своим так же, как мы каждый день видим, что Солнце движется, а Земля стоит, но утверждаем обратное, то есть что Солнце неподвижно, а Земля перемещается вокруг него. Крупная логика должна строиться на догматах, не имеющих видимого подтверждения, но найденных в Откровении.

До великого раскола, когда Церковь была единой, оперировать в метафизической сфере логикой можно было лишь до известного предела. Когда Арий, пресвитер Александрии, «вычислил», что раз уж Христос рожденный, значит, «однажды появившийся», то есть не существовавший до рождения и потому не единосущный Богу, Никейский Вселенский Собор назвал это логичное утверждение ересью. Собор утвердил Символ Веры, говоривший о Христе как о «рожденном прежде всех век», то есть до начала Бытия. Понять это в детерминированной логике нельзя, в это надо верить.

Для этого нужно признать невозможность человека выйти за человеческие рамки. Арий не мог этого признать и расколол своей ересью Церковь. Для кого авторитет Ария был выше авторитета Церкви, те откололись от Вселенской Церкви. К слову сказать, большой раскол всегда организуется очень крупным религиозным авторитетом. Простой человек на такое не способен.

Верующие, принимая основные постулаты на веру, не нуждаются в том, чтобы оправдать свою веру логикой. Когда Фома сказал, что не поверит в воскресение Христа, пока «не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его» (Ин. 20, 25), Христос явился и сказал Фоме неверующему: «Подай перст твой сюда и посмотри руки Мои; подай руку твою и вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим.

Фома сказал Ему в ответ: Господь мой и Бог мой! Иисус говорит ему: ты поверил, потому что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие» (Ин. 20, 27–29). Настоящая вера это никогда не знание. Это огромное чувство, не нуждающееся ни в каких доказательствах. Это единственный вариант абсолютного знания, потому что любое знание, выведенное из логики, любое без исключения, можно усомнить. И только вера несомненна. Христиане, не искавшие логического оправдания веры, стали верующими по сути и по духу. Верующими, а не знающими.

Протестанты же взялись осмысливать веру в Бога с помощью логики. Не сделай они этого шага, через несколько десятков лет протестантизм сошел бы на нет, бесследно распавшись, как распадались тысячи подобных групп. Но они сделали этот шаг, и последствия его были велики. С другой стороны, не будь протестантизма, было бы что-то подобное. Ради сохранения власти светские князья поддержали бы любое иное учение, дающее им независимость светской власти от церкви. Светской власти нужно было легализовать свою независимость.

Если поместить сокровенное знание в рациональный формат, происходит умаление религии. Поэтому оперировать логикой в вопросах, находящихся за пределами земного мира, нельзя. Логика хороша для сиюминутного. В вечных вопросах она вредна. Великие западные умы говорили о недопустимости оперировать логикой в вопросах метафизики.

Но здесь мы натыкаемся на парадокс, который позволяет заключить, что новоевропейские философы не понимали характера своих действий. Например, Лейбниц, повторивший за Тертуллианом знаменитое «верую, ибо абсурдно», одновременно участвовал в развитии принципиально иной мировоззренческой базы, в которой отсутствовала идея Бога.

Абсурдное для земного мира не означает абсолютной абсурдности. Виднейший католический богослов, святой Фома Аквинский, в конце жизни признался, что все его труды — солома, и любая неграмотная бабка знает больше, ибо верит, что душа бессмертна. Ни одна логика не может вместить знания бабки. Приоритет бабкиной веры перед логикой ученого мужа получил название «парадокс Фомы».

Поскольку неземной мир не умещался в земную логику, а для узаконивания светской власти его требовалось уместить, возник опасный феномен — новоевропейская философия. Этот тип философии давал светскому обществу фундамент. Протестантские богословы, пытавшиеся осмыслить Откровение, выстраивают многосложные логические конструкции. Но трактаты, логически доказывающие благость Бога и наличие загробной жизни, ни на йоту не способствовали росту веры.

Доминирование логики выхолащивало из протестантизма суть христианства. Земные цели начали вытеснять небесные. Князья церкви, получив в лице логики инструмент, посредством которого можно было оправдать любые пороки, постепенно узаконивают свои плотские желания (снова «все равны, но некоторые равнее»).

Возникает двойная мораль. Главным ориентиром становится не Откровение, а наличие светской власти и богатства. Отсюда берет начало претензия римского епископа на главенство.

Глава 3

Тупик

Согласно протестантской теории предопределения, человек еще до своего рождения имел нечто вроде маршрутного листа, определяющего всю его жизнь. Такой взгляд на свою судьбу уничтожает смысл добрых дел. Какой в них смысл, если все предопределено? Спасение души не зависит от того, что ты делаешь, потому что ты все равно не можешь сделать то, что не предопределено.

Еще раз подчеркнем, что простые люди не руководствовались такими умозаключениями. Они просто верили. Зато для одаренных людей, жаждущих оправдать и освободить свои страсти, эта доктрина была своего рода духовным Клондайком. Протестантизм через предопределение дал «лицензию» на совершение греха.

Исходя из этой логики, самые отвратительные поступки получают если не благословение, то оправдание. Выходило, не ты совершаешь плохие поступки, а так устроил Бог. И человек не в силах свернуть с пути, предначертанного Богом, ибо если это возможно, значит, Бог не всемогущ и не всезнающ, что противоречит Его природе.

Любой самый темный верующий легко и непринужденно справляется с этим противоречием, даже не замечая его, поскольку верит, что Бог всемогущ, а человек свободен, не замечая противоречия. Вера спасает его от заблуждения.

Вскользь отметим, что выросшая из протестантизма наука тоже пришла к предопределению. Лаплас заявил, что, зная скорость, массу и движение всех частиц мира, теоретически можно вычислить будущее. Снова предопределение, только логическое. Ньютоновская модель мира, понимавшая Вселенную как гигантский часовой механизм, тоже не отрицала такой возможности.

И только физика Эйнштейна разрушила механическое понимание мира. Но великий физик пришел к своей теории, оперируя не только логикой, но и обращаясь к Священным текстам.

Когда великий датский физик и христианин Нильс Бор предположил, что некоторые элементарные частицы обладают волей, от предопределения даже в такой точной науке как физика не осталось и следа. Показателем масштаба его миропонимания служит известная фраза: «Современные концепции недостаточно безумны, чтобы дать истинное понимание сути физического мира».

Примерно в это время само понятие физики как точной науки типа арифметики прекратило существование. Отныне физики-лирики стало не образом, а фактом. Физика входила в области, которые цифра не могла охватить.

Возвращаясь к теме протестантизма, необходимо отметить, что логика, справедливая для земного мира, разрушила догматы мира вышнего. Вместо свободной воли и выбора родился механицизм, отказывающий человеку в свободе, уподобляя его механизму, выполняющему заранее определенную программу. Убивая свободу, волю и выбор, предопределение уничтожало основу христианства — равенство перед Богом.

Получалось, не все люди равны. Есть избранные, им уготован рай и вечное блаженство, и отверженные, обреченные на вечные муки ада. Согласно протестантской доктрине, Христос своей крестной смертью открыл путь ко спасению не всем, а лишь избранным.

С рациональной точки зрения догмат предопределения не имеет изъянов. Но все религии отказываются оперировать логикой в метафизических вопросах. Попадая в противоречие между всемогуществом Бога и свободой человека, мировые религии не выбирали что-то одно, а делали волевое усилие в пользу и того, и другого. Бог знает все, но человек остается свободным. Это утверждение противоречит рациональному мышлению, но соответствует метафизическому, сохраняя веру.

Ряд тупиковых вопросов, вроде «если Бог всемогущ, может ли Он создать такой камень, который не сможет поднять», не предполагают ответа, потому что всякий ответ умаляет всемогущество Бога. В этих вопросах слышится отголосок мудрования древних (например, апории Зенона о летящей стреле, полет которой состоит из стояний, или о быстроногом юноше, который никогда не догонит ползущую черепаху).

Обратите внимание, это не тот тип запрещенных вопросов, о которых говорил Оруэлл. Это осмысленное позиционирование веры выше логики. Такие вопросы были признаны неправомочными, бесовскими, принадлежащими к разряду софистики не как бездумный фанатизм, а как результат глубочайшего осмысления.

Таких примеров множество, и все они подтверждают только то, что абсурдное для нашего мира не означает абсолютной абсурдности. «Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: „уловляет мудрых в лукавстве их“» (1 Кор. 3:19). Различие законов физики Ньютона и Эйнштейна объясняется тем, что законы, абсурдные для макромира, естественны для микромира, и наоборот.

Человеческие чувства много чего не могут зафиксировать, но это не означает, что не доступное чувствам не существует. Если из некоего объема пространства убрать все, что там существует, про пустой объем нельзя сказать, что там ничего нет. Всегда будет правильнее сказать «там нет ничего, известного мне».

Православие и католицизм, в отличие от протестантизма, спокойно приняли на веру догматы Откровения. Кит проглотил Иону, что невозможно физиологически, но мы верим, а не рассуждаем. Из этого следует, что чем человек умнее, тем яснее сознает границы своего ума, и наоборот, чем глупее, тем больше считает себя всезнайкой.

Сократ был настолько умен, что своим единственным знанием объявил незнание:

«Я знаю, что ничего не знаю».

Эту мысль великолепно выразил Достоевский в романе «Преступление и наказание», наделив ею Родиона Раскольникова: «Если на одном полюсе будет истина, а на другом Христос, я предпочту Христа». Глубина мысли, заложенная в этой фразе, остается за рамками возможностей рационального мышления, потому что здесь трехмерная истина заканчивается, и начинается истина Христа — абсолютная истина, которую нельзя понять. В нее можно только поверить, как ребенок. «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него» (Мк. 10:15).

Глава 4

Новые ориентиры

Теория предопределения отвергала любой ориентир в принципе, тогда как людям необходимо на что-то ориентироваться. Но как быть, если все заранее предопределено? На горизонте маячил призыв «делай что хочешь», что в переводе означало «делай, что приятно телу». Предопределение в чистом виде оказывалось ловушкой. Протестанты вынуждены были отказаться следовать логике предопределения. Они объявляют ориентиром избранных.

А как определить, кто избран, кто обречен? Выстраивается следующая логика: раз Бог кого-то делает богатым, значит, Он награждает этим человека, то есть избирает его (избранничество через страдания не получило в протестантизме развития). Ориентиром становится материальное благополучие и богатство. Избранность начинает определяться не поступками и делами, а деньгами.

Богатый и избранный становятся синонимами. Бедность теперь оказывается признаком греховности. Полюса меняются местами, и с этого момента начинается религиозное стремление к богатству. Люди хотят быть богатыми не для того, чтобы лучше жить, а для того, чтобы попасть в число избранных и спасти свою душу. В самой постановке вопроса содержится логическое нарушение. Человек, чтобы стать богатым, должен приложить к этому усилия, то есть не отдаваться на волю волн, а что-то делать.

В конечном итоге он обретал спасение не по заранее определенному плану, а через свои дела. Выходит, спасение зависело от человека, а не было заранее предопределено. Согласно той же логике, это явно противоречило протестантскому учению, утверждавшему, что любое действие предопределено.

Здесь очень важный момент: протестанты отказываются следовать логике до конца. Обратите внимание, они отказались верить в спасение души через Откровение, потому что этому нет логического подтверждения, но поверили в спасение души через богатство, хотя это тоже противоречит логике. Вера в спасительную силу денег не имеет под собой никакой логики, как и вера в Откровение. Оба варианта — чистая вера, противоречащая логике. Но они, выбирая из двух возможных вариантов один, принимают веру в спасительную силу денег.

В православии и старом варианте католицизма значение поступка — в самом поступке, а не в его результате. Решающее значение имеет искренность намерения. Если ты всю жизнь что-то делаешь, но не достигаешь результата, или, более того, получаешь отрицательный результат, это не означает ошибочности твоих действий. Если ты все делаешь честно, пусть даже и безрезультатно, значит, ты прав. Честные намерения, которые ты пытаешься безуспешно реализовать, выше самого результата.

Будет или не будет результат, зависит не от человека, а во многом от случая и удачи. В России на эту тему есть замечательная пословица: Бог намерения целует. Для Бога важен не столько результат, сколько намерения. Любые действия человека в глазах Бога равно малы, как действия микроба в глазах человека.

Если мы представим микробов в виде людей и захотим оценить действия микроба-Наполеона и микроба-крестьянина, мы будем руководствоваться не количественными, а нравственными показателями, то есть смотреть, какой микроб честнее и благороднее себя вел. Потому что действия того и другого равно ничтожны в наших глазах. Аналогично и Бог, оценивая деятельность человека, руководствуется не объемом сделанного, а честностью намерений и мотивами.

В протестантизме все наоборот. Сами по себе поступки не имеют значения, важен только результат. Все оценивается с позиции экономической эффективности. Чем ты больше богатеешь, тем больше становишься избранным. Как богатеешь, — дело десятое.

Этих фактов достаточно, чтобы сделать окончательный вывод: протестантское учение есть не философия, а религия (назвав ранее протестантизм философией, мы ошиблись). Свою генеральную направленность она выводит не из логики, а из веры. Протестанты верят, что деньги способствуют спасению души, и никакой логики под этой верой не было, нет и не может быть.

Таким вот замысловатым путем возродилась религия денег, поклонение древнему божеству — маммоне. В древнем Карфагене в раскаленное чрево огромного быка по имени Молох бросали живых младенцев. Спустя тысячелетия, в эпоху общества потребления, жертвоприношение примет другие формы. Младенцев будут умерщвлять посредством абортов. Живых, ни в чем не виноватых людей, еще не успевших

родиться, будут называть плодом и мучительно убивать только затем, чтобы кто-то выглядел «секси». В итоге младенца приносят в прямом смысле в жертву духу блуда. Изменится ритуал, способ, но суть та же — служение «золотому тельцу», и если взглянуть шире — сатане.

Глава 5

Рождение капитала

Протестантская этика предписывает ради спасения души много работать и мало тратить. Христиане, мусульмане, иудеи и прочие служат Богу, надеясь получить награду потом, после жизни. Ранние протестанты, копя богатство, тоже надеются получить награду потом. И в том, и в другом случае это именно служение. Только одни служат Богу, другие «тельцу».

Люди начинают с религиозной страстью гнаться за богатством. Накал коммерческого подвижничества тех лет сравним только с религиозным подвижничеством. Видимые последствия протестантского мировоззрения на первый взгляд положительны. Люди много и честно работают. Труд спасает их, как говорил Вольтер, от трех главных зол — скуки, нужды и порока. Но избегают они пороков не потому, что находят пороки неприемлемыми, а потому, что это препятствует достижению главной цели — накоплению богатства.

Глупо тратить деньги — ключ в Царство Небесное, на радости быстротечной жизни. Глупо отдыхать и/или делать то, что не приносит прибыли, когда есть возможность заработать. Так деньги становятся сродни иконе, и маммона материализуется. Зарождается капитал, материальные активы, предназначенные для воспроизводства и умножения самих себя.

Пионерам капитализма срочно требуются рабочие руки, и западные государства в ответ начинают проводить политику, отвечающую запросам промышленности. Поощряются процессы, отрывающие сельское население от земли и прикрепляющие его к фабрикам. Монархи сознательно идут на такую политику, потому что развивающаяся экономика увеличивает военную мощь. Протестантизм дал техническому прогрессу гигантский толчок.

Наиболее революционные новшества приходятся именно на этот период. Возникает еще более жесткая связь между экономикой и безопасностью. Доблесть умаляется еще сильнее. На высшие ступени общества все чаще проникают не люди чести, а либо коммерсанты, либо воины-хищники, прообраз «белокурой бестии», ставящей свою гордыню выше всего на свете.

Зависимость безопасности от экономики провоцирует невиданный в истории промышленный скачок. Теория предопределения дает экономическому людоедству оправдание. Избранные получают моральное право на нечеловеческую эксплуатацию отверженных.

Протестантские коммерсанты того времени не видели ничего предосудительного в эксплуатации «второсортных». Раз они все равно обречены на вечные муки, какой смысл с ними церемониться, спрашивали они себя. Что изменится, если к вечным мукам ада добавятся временные муки земли? По логике, ничего... Чем эксплуатация жестче, тем экономический результат выше.

Последнее обстоятельство решало все, из несчастных выжимали максимум прибыли. Даже если эксплуатировались отверженные, коим от роду пять лет, в этом не усматривалось ничего особенного. Да, дети умирали достаточно быстро, а если и выживали, то к 10—12 годам становились калеками, их просто выкидывали на улицу за ненадобностью. Но этим питался Молох, именуемый теперь Прогрессом, это было прибыльно. Кто знает, может, Бог зачтет отверженным земные страдания и облегчит их участь в аду, куда они все равно попадут, думали набожные обыватели, подсчитывая прибыль.

* * *

Раньше безопасность общества зависела от воинов, воины — от чести, а честь — от религии. В конечном итоге безопасность зависела от религии. В новом мире безопасность в итоге зависит уже не от религии, а от экономики. Экономика — от коммерсантов, а коммерческая деятельность от отсутствия ограничений. Поскольку самые большие ограничения устанавливала религия, безопасность общества зависела от отсутствия религии.

Снова все ставится с ног на голову. В новых условиях зарождается сила, ориентируемая на прибыль любой ценой, даже ценой уничтожения самого общества. На сегодня эта сила выросла в транснациональные корпорации, небиологическую форму жизни, цели которой отличны от целей общества.

Глава 6

Международный рынок

Рост производства необходимым образом приводит к развитию торговли, в том числе и международной. Начинается эпоха великих географических открытий. В новых землях находят не только золото, но и непривычного вида людей. Возникает вопрос: как к ним относиться? Католики, мусульмане, православные и вообще все сходятся на том, что это люди. И только протестанты, которые даже в своих гражданах отказывались видеть полноценных представителей человечества, говорят, что это не люди. У них нет души, заявляют они со своих кафедр и подкрепляют это утверждение сложной цепью логических умозаключений.

Согласно их доктрине, это оригинальный вид обезьян, человекоподобных существ, которых можно научить несложной физической работе, как скотину, и примитивной человеческой речи, как попугая, но это не повод приравнивать их даже к второсортным людям. Индейцев, папуасов, африканцев и прочих зачислили в третий сорт.

Выстроилась иерархия:

1) люди избранные;

2) люди отверженные;

3) человекообразные животные.

Третий сорт рассматривают как двуногую скотину, объект купли-продажи, которую нужно поймать, приручить и использовать. В прямом смысле начинается охота на людей. Несчастных штабелями складывают в корабельные трюмы и везут на невольничьи рынки. Во время перевозки гибнет до 90% пассажиров.

Оправдать разворачивающийся процесс в рамках христианства было невозможно. Витиеватые логические конструкции не усваивались широкой народной массой. Люди чувствовали за всей этой казуистикой подвох. Сознание в прямом смысле раздваивалось. С одной стороны, строжайшие моральные правила в личной жизни, сравнимые с нравами первых христиан, с другой стороны, безудержное стремление к деньгам. Христос учил помогать слабым, а протестантская теория учила грабежу. То, что он был завуалирован религиозными сентенциями, ничего не меняло.

На этой волне вырастает новый тип общества, прообраз потребительского, которое заявляет о своем праве понимать жизнь как непрерывную гонку за удовольствием. Такие люди были всегда. Но если раньше они ощущали себя грешниками, преступниками против Бога, то теперь это переосмысливается.

Новый класс людей активно завоевывает место под солнцем. Их образ жизни внешне привлекателен, и потому быстро соблазняет широкие массы. Протестантское общество сталкивается с парадоксом. Чтобы попасть в рай, нужно стать богатым, но чтобы стать богатым, нужно отказаться от христианства.

Два взаимоисключающих направления раздирают общество. Одна половина продолжает жить в соответствии с христианскими ценностями, другая ориентируется... на ценности буржуазные. Зачастую граница этих двух мировоззрений проходит, образно говоря, по сердцу человека. Расколотое и в себе самом, и в каждом из своих членов, общество подходит к черте, за которой стремление к богатству больше невозможно сочетать даже и с урезанной христианской моралью.

Государство оказывается между молотом и наковальней. С одной стороны, экономика требует оставить все духовные и моральные ограничения. С другой стороны, все громче заявляет о своих правах новый тип людей, видящих смысл жизни в удовольствии. Эти тенденции начинают уничтожать ключевые принципы общества.

Поскольку выживание в банке с пауками требует большого ума и силы воли, финансовую и промышленную элиту образуют самые умные и волевые хищники. Общество из единой структуры превращается в собрание независимых индивидов, объединенных экономическими отношениями. Целью жизни провозглашается философия успеха.

Вместо идеи общего спасения, достигаемой коллективной ответственностью, рождается идея личного успеха, где каждый отвечает лишь за себя. Личное благо становится выше общего. Коллективизм сменяется индивидуализмом. Возникает целая когорта людей, ориентированная эксплуатировать кого угодно и как угодно, если это несет прибыль.

Элита в своих целях опускается до целей простолюдинов и прекращает быть элитой. Теперь это просто богатые простолюдины, флюгеры, которыми крутит ветер выгоды. Пресыщенные аристократы, ориентированные только на получение удовольствия, являя собой предмет для подражания, увеличивают скорость процесса разложения.

Стремление соответствовать собственной самооценке направляет энергию наиболее амбициозных людей в потребительское русло. Хочешь увеличить социальный статус? Тогда увеличь свои потребительские возможности. Смысл жизни понимается в том, чтобы любым путем приобрести как можно больше денег, чтобы потом их потратить. Здесь кроется подвох.

Природа человека такова, что после определенной цифры деньги превращаются для него в талоны на игру, то есть в инструмент для достижения не личных, а иных, очень крупных целей. Если крупных целей нет, человек «осваивает» огромные суммы, пропуская через себя горы товаров и услуг и тем самым разрушая себя. На первых порах это незаметно, но по мере нарастания потока порочность такого подхода обнажается.

Кто «прокачивает» через себя огромные суммы, тот неминуемо пускается во все тяжкие, превращаясь в физическую и моральную развалину. Потребительство счастья никому не добавляет. Материальный достаток может быть приложением к счастью, но самого счастья он никогда не заменит. Ложь современной демократии в том, что она культивирует мысль, будто деньги и вседозволенность есть квинтэссенция счастья.

* * *

В эпоху Возрождения (язычество возрождается, христианство в упадке, то есть эту эпоху можно назвать эпохой Упадка) развивается особый, доселе невиданный вид экономики, ориентированный не на обеспечение общества, а на получение прибыли за счет общества. Кажется, это одно и то же. На самом деле это разные вещи. Например, табачные компании, проституция или игорный бизнес разрушают общество.

Тем не менее светские власти от них не отказываются, потому что те приносят огромную прибыль, тогда как борьба с ними несет убыток. Оперируя сиюминутной выгодой, вытекающей из мелкого мышления, правители делают логически верный вывод на данный момент, но ошибочный в долговременной перспективе.

Чтобы узаконить начавшиеся изменения, требуется новый идейный фундамент. Надо помочь человеку осознать, что в поисках истины необходимо руководствоваться не религией, а логикой. Восстанавливается языческий образ мысли.

Декарт закладывает метафизическую основу для нового общества. Философы нового времени берут за точку отсчета не Бога, а утверждение «Я мыслю, следовательно, существую», то есть то единственное, в чем нельзя усомниться, оставаясь в рамках логики. Лейбниц совершенствует эту мысль, и рождается целая философия, в которой Богу если и есть место, то очень незначительное.

Кант, Фихте, Шеллинг, Гегель рождают метафизику «абсолютного субъекта», не зависимого ни от чего окружающего, отрицающего все, в чем можно усомниться, и находящего самого себя в самом себе. Для нормального человека новоевропейская школа кажется пресыщенной фантазией, галиматьей и парадоксом. Но, как бы там ни было, процесс пошел.

Культ чистого разума породил культ знания, которое стало знаменем нового мира. С этого момента раковые клетки, пожирающие донора, маскируясь под Прогресс, чувствуют себя в законе. Знание, оторванное от Бога, начинает убивать человечество.

Говоря словами Ницше: «Где древо познания, там рай: так вещают старейшие и новейшие змеи».

Глава 7

Возрождение язычества

Религиозный человек воспринимал себя, бесконечный Космос и Высшие силы как единое целое. Он не чувствовал одиночества и страха, потому что не оставался один на один с этими силами. Церковь объединяла индивидов в общество, и люди вместе стояли перед Богом. Религиозный страх имелся, но он не переходил границ, не превращался в фобию. Так было до тех пор, пока протестантизм не назвал Церковь лишним посредником, превратив человека в индивидуалиста, оставив его один на один перед лицом Высшей Силы.

Холодный страх наполнил все существо человека. Ушло ощущение безопасности. Раздавленный величием Бесконечности, человек из богоподобной личности, устраивающей свою судьбу, превращается в винтик, от которого ничего не зависит. Казалось, это должно породить апатию, но новое понимание денег дает обратный эффект. Человек, испытывая потребность спрятаться от «лишних» мыслей, с головой погружается в труд ради богатства, что согласуется с протестантской теорией богоизбранности.

Если раньше язычество накладывалось на преклонение перед Природой, то теперь оно совмещается со стремлением покорить Природу. Языческий образ мысли, лишенный своих богов, усиливает прогресс. Христианские ограничения ломаются, возникает потребность обосновать этот слом в теории. Философы Нового времени за несколько последовательных шагов решают поставленную задачу.

Первый шаг: христианство заменяется деизмом — учением об отсутствующем Боге-Творце, создавшем мир и оставившем его на произвол судьбы.

Второй шаг: деизм заменяют пантеизмом, отрицающим Бога как личность и сводящим Его к безличностной природе, Богу-природе.

Третий шаг: пантеизм заменяется атеизмом — отрицанием Бога в принципе. «Сказал безумец в сердце своем „нет Бога“» (Пс. 13,1). С этого момента человечество берет курс на последний акт трагедии — переход от атеизма к сатанизму. «Золотой телец» признается высшей силой, которая предлагает награду за службу в виде того или иного удовольствия. Наступает культ человеческого разума. Декарт пишет, что может признать существующим только то, в существовании чего не сомневается.

То есть область метафизической веры и Откровения отрицается как единственно возможный фундамент, поскольку в существовании Бога можно усомниться. Нельзя усомниться только в существовании нашего «Я», ведь само сомнение доказывает существование сомнения, а значит, и сомневающегося. «Сомневаюсь, следовательно существую», что сегодня известно как «мыслю, следовательно существую» (cogito ergo sum).

Развитие этой теории приводит к тому, что мир сужается до области, воспринимаемой пятью человеческими чувствами. Все, что наши чувства не могут зафиксировать, объявляется дикостью, пережитком и мракобесием. Просвещенное человечество уподобляется дикарю, отрицающему радиацию только на том основании, что он ее не видит и не слышит. Земная логика выталкивает христианство из жизни народа.

Когда высшим ориентиром становится материальная выгода, логика подсказывает, что, с точки зрения сиюминутной выгоды, грабеж слабых результативнее их защиты. Так вступает в действие знаменитый тезис «человек человеку — волк».

Трудовая одержимость, выполняя роль локомотива, окончательно перетаскивает общество из религиозной эпохи в светскую (тоже, по сути, религиозную, но в «перевернутом» варианте). Меняется мировоззренческая платформа. Вчера человек жил для Бога, сегодня стал жить для себя. В центре новой социальной модели теперь расположен не Бог, а человек.

Рождается лозунг «Все во имя человека, все для блага человека». За его внешней привлекательностью прячется другая мысль: «Все во имя плоти человека», которая при еще более точном прочтении оказывается «все для плотских желаний», где «Я» умаляется. Душа в нарождающемся новом обществе не принимается в расчет. Культ разума вытесняет из жизни все иррациональное, и начинается эволюция наоборот.

Атеистические ножницы отрезают человека от Бога. Знакомая Вселенная превращается в огромную черную бездну, которую никакой атеизм не в силах ни убрать, ни объять. Став чужой, она давит сильнее, чем прежде. Белый свет сменяется черным космосом. Эти цифры, расстояния, объемы, которых человек не может даже вообразить, разрывают сознание. Без религии космос становится страшным, холодным и непонятным. Человек боится этих мыслей. Женщины не знают, кого любить, мужчины не знают, чему служить.

Люди прячут внутреннюю растерянность за рутиной ежедневных действий, личными и материальными успехами, смешанными с сиюминутными удовольствиями. Мысли о вечном потребительским обществом ставятся под запрет. Постепенно человек превращается в вещь, существующую в искусственно созданном мире-механизме, и выполняющую функцию большой... или очень большой, или очень маленькой, но всегда шестеренки, для которой вопроса о смысле жизни не существует.

Смена протестантизма атеизмом не изменила главного — человек подсознательно продолжает чувствовать себя ничтожеством, от которого ничего не зависит. Страх перед холодным и немилосердным протестантским Богом, обрекающим на муки невинных людей, сменяется атеистическим страхом перед гигантской Тайной, постигнуть которую, согласно той же логике, невозможно, потому что конечное не может вместить бесконечное.

Атеист может считать себя центром вселенной, но это не меняет сути дела. Отныне космос для него бесконечно гигантский непонятный механизм, на который он никогда не сможет повлиять, потому что конечное не может влиять на бесконечное.

Нет ни души, ни духа, только слепая игра стихии, стремящаяся к абсолютному покою — смерти. Атеизм, назвавший человека случайным скоплением молекул, убил последний шанс на гармонию с Космосом. Молчание и бесконечность гигантских пространств подчеркивают ничтожность и бессмысленность человеческого существования. Громкие заявления о покорении природы стихают. Акцент переносится на совершенствование утюгов и телефонов.

Оптимистическая вера атеистов в свои неограниченные возможности разбилась о действительность. Очень скоро выяснилось, что ни человек, ни группа людей не могут противостоять новому божеству по имени Рынок. Если члены нового общества нарушат закон Рынка, они упадут. Миллионы таких же даже не перешагнут их. По закону Рынка упавших просто затопчут. И это страшно, потому что это не по-человечески. Здесь предчувствие ада.

Человек, чтобы не быть раздавленным, вынужден выполнять законы Рынка так же тщательно, как некогда выполнял законы Бога. Величие Рынка стало настолько огромно, что люди лишились уверенности в себе. Все признали, что никто на планете не в состоянии управлять поведением Рынка. Протестантизм, упразднив священство и оставив человека один на один с Богом, сменился атеизмом, поставившим человека лицом к лицу с Рынком.

Поменялось божество, но суть осталась той же — абсолютная зависимость от непонятной могущественной силы, перед которой человек вынужден преклоняться. Разница только в том, что одна сила требовала быть человеком, а вторая — животным. Рынок заставил человека искать в экономике ответы на все вопросы точно так же, как недавно человек искал ответы в Откровении.

Рождающаяся цивилизация, несмотря на преемственность мировоззрения древних, была принципиально новой. Рим и Греция, как бы логичны они ни были, возводили нерациональные, с точки зрения логики, храмы целому пантеону богов, в том числе и алтарь неведомому Богу.

Светская цивилизация ничего, кроме храмов Рынку, не возводила. Банки, торговые центры, супермаркеты и биржи изначально были не просто зданиями. Они являлись культовыми сооружениями, храмами, призванными своим величием подавить и ослепить индивида.

* * *

Разрушение христианской морали шло такими темпами, что обществу грозил хаос. И тогда отцы-основатели озадачиваются созданием нового фундамента. Они берут что-то от протестантизма, что-то от язычества, что-то от философии древних, в частности Протагора (человек есть мера всех вещей), смешивают все это с атеизмом, и из такой гремучей смеси рожают парадоксальную теорию гуманизма. Провозглашаются различные права и свободы, изначально предназначенные не для всех, а только для «первосортных» за счет эксплуатации «низкосортных», на которых блага гуманизма не распространяются.

«Белая и пушистая» теория гуманизма, со всеми его правами и равенствами, на практике представляет обман чистейшей воды. Дело не столько в расистских амбициях, сколько в элементарных расчетах. Уровень жизни, на который претендует западноевропеец, даже теоретически нельзя обеспечить остальному населению планеты. Ресурса не хватит, чтобы всем шести миллиардам дать западный уровень жизни.

Население США, составляющее около 5% населения планеты, потребляет 40% земных ресурсов. Если такой уровень потребления обеспечить еще 5%, это составит 80% ресурсов.

А если еще 2,5%, то ресурсы окажутся использованными на 100% !!!

Принимая в расчет, что рыночная экономика призвана обеспечить высокий уровень потребления, не надо забывать, что и существовать она может только при неуклонном росте потребления, иначе умрет. С учетом этого обстоятельства картина становится вовсе безрадостная. Но даже если цифра в 12,5 % не будет расти, что делать оставшимся 87,5 %? Жить на марсианские ресурсы?

Если все жители планеты, обработанные пропагандой либеральной демократии, устремятся к жизни на уровне западных стандартов, они должны будут эксплуатировать планету и себе подобных западными темпами. Но такое даже теоретически невозможно, что показано выше.

И в США это прекрасно понимают. Мы тоже должны наконец-то понять, что вся эта либеральная теория предназначена исключительно для создания условий, благоприятствующих ограблению других народов и стран. Далее мы скажем, как Англия ловко распространяла теорию Адама Смита, сама пользуясь принципами, противоположными этой теории (протекционизм).

К сегодняшнему дню эти теории окрепли, усовершенствовались и представляют огромную опасность для всего человечества. Но еще большая опасность исходит от сил, запускающих эти теории (более детальный разговор о них будет во второй и третьей книгах).

Вот вам и весь гуманизм, лукавое учение, родившееся из протестантизма. Красивые слова про свободу и равенство изначально предполагали неравенство, разделяя людей на избранных и отверженных, потому что сделать всех избранными невозможно даже в теории.

Сегодня теория гуманизма ведет мир к катастрофе. Если ничего не делать, будет много крови. Если пытаться выйти из-под ее давления, без крови тоже не обойтись. В любом случае будет кровавый вариант. Сегодня пять миллиардов людей оказались просто лишними.

Они не нужны даже в качестве рабов, потому что в век технического прогресса столько «обслуги» не требуется. Как эту проблему гуманная цивилизация планирует решать, отдельный разговор, который мы осветим в будущих работах. Пока же подчеркнем, что ситуация носит чисто сатанинский характер. Князь мира сего входит в каждый дом, и люди принимают его. Далее брат встанет на брата, отец на сына.

Сегодня развернута активная кампания по окончательному решению проблемы «лишних людей». Имеются научные технологии «гуманного» уничтожения людей. Достигается это посредством блокирования жизненно важных узлов, в частности, морали и т. п. Сегодня в общество внедряются модели поведения, активизирующие механизм самоуничтожения. Потребительская культура только внешне кажется беззаботной и веселой. За блестящим фасадом идут страшные процессы.

Большинство просто не видит, как сжимается гигантская пружина. Всему есть предел, скоро процесс пойдет в обратную сторону. Пружина разожмется. В первую очередь достанется тем, кто сегодня уверен, что все, о чем здесь пишется, не его ума дело. Тем, кто думает, что жизнь можно прожить словно кактус, просто наслаждаясь солнышком, ни о чем таком не размышляя, достанется больше всего.

Сейчас многие очевидные факты «замыливаются», но гуманисты иллюзий по поводу равенства как не имели, так и не имеют. Раньше они в один и тот же год со спокойной совестью принимали Билль о правах человека и правила торговли рабами.

Потому что рабы гражданами не являлись. Теперь они принимают всякие «гуманные» программы по сокращению населения, давая им благозвучные названия типа «планирование семьи», «защита материнства и детства». Только за одни названия хочется пожертвовать этим господам денег. Но когда разбираешься, чем они занимаются, волосы дыбом встают.

В скобках заметим, что в своем логическом развитии теория гуманизма привела к фашизму. Европейское сообщество осудило Гитлера не за то, что он делал, а за то, что он говорил. Европейцы веками эксплуатировали индусов и негров, но называли это просветительской миссией и освобождением угнетенных.

Гитлер хотел заняться тем же самым, и если бы обставил свое желание красивыми словами, его причислили бы к великим завоевателям и просветителям. Но он обозначил свои намерения открытым текстом, и «просвещенные» его осудили.

* * *

В октябре 1943 года Гиммлер заявил в Позене группе высокопоставленных эсэсовцев: «Наш моральный долг перед народом — уничтожать людей, которые жаждали уничтожить нас. Большинство из вас знают, что означает видеть груду из ста трупов, или пятисот, или тысячи. Пройти через все это и все-таки — за несколькими исключениями — остаться порядочными людьми — вот что закалило нас.

Это славная страница нашей истории, которая никогда не была и не будет написана другими. Глядя на трупы евреев, начинаешь осознавать величие нашей благородной работы». Эти программные слова свидетельствуют о феномене Запада, породившем в середине XX века в центре цивилизованной Европы огромное количество зверей в человеческом обличии.

За мгновенный по меркам истории срок мирные бюргеры стали лютыми волками. На ровном месте подобные вещи не случаются, у каждой такой истории есть свои предпосылки. Предпосылкой фашизма стали четыре века «просвещения», когда африканцы, индейцы и прочие люди, отличные от европейцев, были причислены ко второму (третьему) сорту. Сотни миллионов «низкосортных» были замучены на каторжных работах, выковывая благополучие Запада. Единственная их вина в том, что они были иные и слабее.

Когда-то давно, в IV веке до Рождества Христова, предок французов, кельтский вождь Бренна опустошил Италию и разрушил Рим. Непобедимых римлян заставил платить дань. Когда они взвешивали золото, полагающееся в уплату, Бренна кинул на чашу с гирями свой огромный меч. В ответ на протесты римлян он произнес: «Горе побежденным!» (Vat victis). Сегодня народы Европы, России, Азии и т. д. побеждают сами себя. Горе побежденным!

На костях слабых рождается теория гражданского общества и конкуренции. Суть ее в том, что экономически успешная часть общества сплачивается в отдельный класс граждан, в гражданское общество, цель которого — защищаться от ограбленных. Государственная машина начинает видеть свою функцию в подавлении слабых. Разделение происходит по экономическому признаку.

Если христианская теория естественным состоянием общества объявляет любовь, то новая теория объявляет естественным состоянием войну всех против всех (конкуренция). Члены одного общества должны воевать друг с другом точно так же, как раньше воевали с врагами. Сильный должен строить свое благо на беде слабого.

Или ешь ты, или едят тебя. Разница лишь в том, что новая форма людоедства должна быть цивилизованной, в рамках закона, определенного государством. Убивать можно, но по закону. Убей конкурента, разори его, раздави, но по закону, и гражданское общество тебя возвысит. Гражданское правительство понимало главной задачей закона охрану конкуренции. По определению основателя политэкономии Адама Смита, такое государство «неизбежно становится защитой богатых против бедных».

С тех пор положение усугубилось еще больше. Если раньше благословлялось стяжательство только за счет «низкосортных», теперь благословляется любое стяжательство. Чтобы удержаться в касте избранных, уже недостаточно быть просто своим, «первосортным». Расслабишься, и тебя съедят твои же «первосортные» друзья.

Чтобы этого не произошло, требуется никому не верить, не иметь никаких принципов и всю жизнь служить одному богу — деньгам. Именно служить, потому что в определенный момент деньги перестают влиять на благосостояние. Уровень жизни очень богатых людей не зависит от того, продолжают они работать или нет. Но они работают, потому что если остановятся, то не просто выпадут из элиты, а будут уничтожены. Своими же.

Львиная доля людского общения начинает строиться вокруг прибыли. Если от общения с вами нет прибыли, оно воспринимается как бессмысленное. Нравственно только то, что прибыльно. Умно только то, что прибыльно. Если ты умный, приведи доказательство, покажи деньги. Эти «истины» вдалбливаются в кровь и плоть нового общества. Ничего личного, ничего святого, только бизнес — лозунг финансовой элиты.

Кстати, финансовая элита служит именно деньгам. Отдавая им все свое время и силы, она ничего не получает взамен. Реального увеличения благ не происходит, меняются только виртуальные цифры. Учитывая, что финансовый успех обратно пропорционален наличию морали, элита гражданского общества формируется из самых внеморальных людей (это термин финансиста-миллиардера Сороса, предложившего вывести бизнес за скобки морали, то есть узаконить его аморальность). Аналогичные высказывания есть и у других миллиардеров.

Трамп во всеуслышание заявляет, что христианские принципы несовместимы с бизнесом. И богатеет. «Они считают жизнь нашу забавою и житие прибыльною торговлею, ибо говорят, что должно же откуда-либо извлекать прибыль, хотя бы и из зла» (Прем. 15:12).

Для оправдания социального расслоения рождается теория социал-дарвинизма. Теперь общество объявляется не единой семьей, где сильные заботятся о слабых, а джунглями, где выживает сильнейший и «горе побежденным». Принцип, по которому строились отношения между государствами (конкуренция, завоевание) никогда не переносился на отношения между личностями внутри государства.

Впервые такие отношения начинают культивироваться в новом типе общества, называющего себя, словно в насмешку над здравым смыслом, гуманным. Человек объявляется животным, находящимся на более высокой стадии развития относительно других животных. Высокоразвитые животные подразделяются по тому же принципу, что и обычные, — по породе.

Если раньше аристократизм понимался как свойство духа, то теперь аристократов начинают определять породой, как лошадей. Верхушка, «отрезанная» от народа, утратившая веру, опускается на уровень обывательских стремлений. Начинается процесс гниения. И снова как по писаному в Библии: «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет» (Мф. 12:25).

* * *

Во всем мире работает гигантская мозгопромывочная машина, оглупляющая людей до предела. Пропаганда активно убеждает широкие массы, что все происходящее есть естественный ход и порядок вещей, который надо терпеть, потому что он естественный. Масса, понимая жизнь как единственную возможность получить удовольствие, хочет получить его быстрее. Рождается массовая преступность. Никакие полицейские меры не в силах остановить ее рост, потому что исчезает главный полицейский — религия, будившая совесть в каждом человеке.

Западное общество попало под власть закона, выведенного не из Откровения, а из той самой логики, посредством которой можно доказать, что черное это белое. Если у древних над законом стояла сила, осуществлявшая над обществом человеческую власть, то с началом описанных процессов верховная власть теряет свою человеческую составляющую, свой авторитет.

Разрубленная теорией Монтескье на три части, исполнительную, законодательную и судебную, власть переходит из рук человека в руки закона. Миром правит новый правитель, Закон. Звонкая фраза «власть закона» на практике означает власть юристов.

В конечном итоге власть узурпирует тот, кто платит юристам, то есть капитал. Последствия власти капитала ужасны, что понимают практически все крупные мыслители. Критика Запада родилась не в Китае и не в Африке, а на Западе. Э. Хантингтон, философ и политик, в «Столкновении цивилизаций» прямо пишет: «Запад — единственная из цивилизаций, которая оказала... разрушающий эффект на все остальные цивилизации...»

Читать книгу "проект Россия" дальше =>