25 апреля 2003 года Литвиненко выдвинул в печати версию о причастности ФСБ к организации убийства депутата Государственной Думы Сергея Юшенкова.
В качестве доказательства он сообщил о том, что якобы в начале апреля 2003 года во время его встречи с Юшенковым в Лондоне передал тому информацию об участии Теркибаева в захвате «Норд-оста».
По моим сведениям, такой встречи между Литвиненко и Юшенковым не было.
Литвиненко переписывался с Гленмором по электронной почте, из этих писем можно сделать вывод о попытках Гленмора собирать информацию контрразведывательного характера о деятельности российских спецслужб в Великобритании.
Так, например, 29 сентября 2003 года Гленмор направил Литвиненко запрос, в котором просил сообщить, кто из прилагаемого списка сотрудников российского посольства в Лондоне является сотрудником Службы внешней разведки. Гленмор написал:
«One of these Counsellors, currently at the Russian Embassy, is the SVR Rezident. Any idea as to whom he might be?
Yuty Bodrov
Vladimir Samonov
Andrey Lopuskhov
Vladimir Beiobrov
Sergey Kopyrkin
Mikhail Maslov
Boris Rudnyy
Sergey Fedeyakov
Alexander Lukashik
Glenmore Trenear-Harvey
Glenmore S. Trenear-Harvey
intelligence Analyst
PO Box 550, London SW3 2YQ, United Kingdom
Telephone+44 (0)20 7581 1680
Mobile: 07979 306625
E-mail: lntelResearch@hotmail.com»
Но что мог ответить бедный Саша опытному цээрушнику Гленмору? Он ведь никогда не работал в разведке. Кстати, я уверен, что если Гленмор жив, то, конечно, он не обидится на меня за «цээрушника».
Так как, когда мы с ним познакомились, то на лацкане его пиджака красовался небольшой значок с большими буквами: CIA. Он откровенно признался, что очень симпатизирует этой организации.
Информацию о наличии контактов Литвиненко с английскими спецслужбами мне подтвердил сам Березовский в мае 2003 года.
Именно в мае 2003 года при участии Литвиненко как раз разрабатывалась специальная операция по дискредитации ФСБ и преодолению тогда ещё сопротивления Скотланд-Ярда в предоставлении политического убежища в Великобритании Борису Березовскому.
В 2003 году в магистратском суде на Боу-стрит в Лондоне слушались четыре самостоятельных дела:
• об экстрадиции Бориса Березовского и Юлия Дубова по запросу Генеральной прокуратуры России;
• об экстрадиции Ахмеда Закаева по запросу Генеральной прокуратуры России;
• об апелляции Бориса Березовского на отказ в предоставлении политического убежища Министерством внутренних дел Великобритании;
• об апелляции Юлия Дубова на отказ в предоставлении политического убежища Министерством внутренних дел Великобритании.
В 2003 году Литвиненко по заданию Березовского и, со всей очевидностью, во взаимодействии с МИ5 принимал участие в организации операций по дискредитации российских спецслужб и получению на основе этого положительного решения английского суда по предоставлению политического убежища Борису Березовскому, Юлию Дубову и Ахмеду Закаеву.
В одном случае Литвиненко предложил распространить версию о якобы подготовленном покушении на Березовского в зале суда с использованием ядр, содержавшегося в авторучке.
В качестве «покушавшегося» выступил, по версии Литвиненко, Терлюк, якобы заявивший о своей принадлежности к службе внешней разведки России.
Об этом Литвиненко сделал официальное письменное заявление 31 июля 2003 года.
В другом случае, по замыслу Литвиненко и Гольдфарба, сотрудником ФСБ якобы готовилось покушение на президента Путина на территории Великобритании с помощью чеченских террористов.
Литвиненко также сделал своё очередное за-иедомо ложное заявление в отношении преступного замысла твоего бывшего сослуживца Андрея Понькина, которого Александр заманил в Лондон для организации провокации в октябре 2003 года.
Литвиненко не раз настойчиво просил меня, чтобы я помог организовать приезд в Англию действующего сотрудника ФСБ.
Об этом меня просил и сам олигарх в своём рабочем кабинете в присутствии Литвиненко и Фельштинского. Но я был непреклонен и категорически отказался участвовать в какой-либо провокации.
Тогда Александр пошёл на провокацию в отношении майора Понькина. Обе операции: с ядом в суде для получения Березовским и Дубовым политического убежища и с покушением на президента Путина для получения политического убежища Закаевым, — конечно, могли стать возможными только благодаря поддержке МИ5.
После событий, произошедших в сентябре 2003 года, наши отношения с Александром претерпели существенное изменение.
Для нас с сыном стали очевидными, мягко говоря, неблаговидные дела Бориса Березовского, совершаемые при непосредственном участии Александра Литвиненко.
В результате мы перестали общаться как прежде. Наши многочасовые разговоры больше не повторялись, мы виделись крайне редко.
Только в 2010 году мне стало известно содержание заявления Александра Литвиненко, сделанного им 31 июля 2003 года и послужившего наряду с показаниями Гольдфарба от 4 августа 2003 года основанием для предоставления Березовскому политического убежища под вымышленным предлогом.
Примечательно, что эти заявления были представлены а виде свидетельских показаний не в Скотланд-Ярд, а в Иммиграционный департамент МВД Великобритании и использованы судьёй Тимоти Уоркманом при вынесении решения в пользу Березовского.
Сам же Березовский, кроме публичных заявлений в СМИ, никаких официальных обращений в правоохранительные органы Великобритании по поводу покушения Терлюка на него в суде в 2003 году не сделал!
Надо сказать, что представленный текст показаний от имени Александра Литвиненко от 31 июля 2003 года содержит сплошной вымысел, искусственно привязанный к реальным событиям, как то: судебные заседания по экстрадиции Бориса Березовского и Юлия Дубова в Лондоне, состоявшиеся 2 апреля и 13 мая 2003 года, а также несостоявшееся судебное слушание, намеченное на 6 октября 2003 года.
Указанные показания представлены как перевод с русского на английский язык и затем с английского на русский На самом деле, как следует из предложенного перевода, текст этого заявления первоначально был составлен на английском языке Александром Гольдфарбом и подписан Александром Литвиненко.
Поэтому эти показания от имени Литвиненко, по моему мнению, не могли иметь каких-либо юридических последствий для Владимира Терлюка только по этой причине: не существовало русского перевода, подписанного Литвиненко!
Пункт 54 заявления содержит слова: «Данное заявление, сделанное на русском языке, было переведено мне устно, и я подтверждаю, оно является достоверным...». Возникают вопросы: кем было сделано «данное заявление»?
Сделано Литвиненко? Тогда почему оно «было переведено мне устно»? Кому «мне» — Литвиненко? Переведено с какого языка на какой язык? С английского на русский, а не наоборот?
Почему сделанное Литвиненко заявление было переведено самому Литвиненко? Как Литвиненко мог подтвердить достоверность содержания английского текста, если отсутствует его текст на русском языке?
Мы с сыном Никитой свидетельствуем, что в июле 2003 года, как, впрочем, и позднее, у Литвиненко не было достаточных знаний английского языка. Как мною уже отмечалось, я переводил его разговоры с адвокатом Джорджем Мензисом и бывшим сотрудником МИ5 Мартином Флинтом.
Они, кстати, тоже являются свидетелями отсутствия у Литвиненко достаточных знаний английского языка. Мой сын часто переводил его при контактах с англичанами в ходе совместных походов по Лондону.
Поэтому нам понятно, что Литвиненко был не в состоянии самостоятельно прочитать на английском языке и понять содержание текста подобного заявления от его имени от 31 июля 2003 года.
Текст указанных показаний, по моему мнению, был изготовлен Гольдфарбом, конечно, при несомненном участии Литвиненко.
Мне это понятно, в частности, из знания описанных событий и тех фактов, что Гольдфарб подготавливал моё собственное заявление на пресс-конференции в Лондоне 5 марта 2002 года, заявление Сергея Юшенкова от 25 апреля 2002 года якобы в мою поддержку и предсмертную записку Александра Литвиненко от 21 ноября 2006 года.
Последние два текста на английском языке были подписаны (если были подписаны) Юшенковым и Литвиненко. По признанию самого Гольдфарба, тексты этих заявлений были составлены им лично на английском языке и подписаны в таком виде у Юшенкова и Литвиненко.
Иными словами, текст заявления от имени Литвиненко от 31 июля 2003 года не имеет никакой юридической силы в рамках обвинения Терлюка в подготовке покушения на Березовского в Лондоне в 2003 году, так как его подписант не мог в полной мере оценить точность и достоверность его содержания на английском языке
Кроме того, это заявление от имени Литвиненко содержит заведомо недостоверные сведения, которые опровергаются мною.
Так, например, пункт 3 в русском переводе содержит слова: «Меня попросили избавиться от Березовского». Необходим английский текст. Дословно таких слов Литвиненко в реальности в отношении якобы отданного ему приказа об убийстве Березовского никогда произносить не мог.
Литвиненко неоднократно рассказывал мне об истории якобы с подготовкой убийства Березовского в 1997 году и его роли в этом.
На самом деле Литвиненко не имел никаких свидетельств подобного приказа и признавался мне, что не в состоянии доказать его существование.
Как я уже отмечал, он демонстрировал мне видеозапись его рассказов об этой истории Сергею Доренко ; помещении дома приёмов ЛОГОВАЗа глубокой ночью.
Пункт 6 содержит, в частности, слова в отношении появления Терлюка 2 апреля 2003 года: «Моё особое внимание привлёк один человек». На самом деле Терлюк никакого внимания Литвиненко 2 апреля 2003 года не привлекал.
Литвиненко написал, что якобы спросил одного из охранников о Терлюка, но это неправда, он в тот день у них ничего не узнавал.
Литвиненко торопился на встречу с Михаилом Коданёвым, с которым только что познакомился на пресс-конференции в отеле «Меридиан».
Если бы Литвиненко что-то узнал о моём контакте с неизвестным подозрительным человеком, он бы, несомненно, в тот же день стал бы добиваться от меня всех деталей. Но по моим записям до 11 мая 2003 года у нас с Литвиненко разговоров по поводу Терлюка не было.
Мы спускались по лестнице отеля втроём: я, Литвиненко и Терлюк. Поэтому слова Литвиненко в отношении меня и Терлюка: «В один момент был замечен разговаривающим с Чекулиным» требуют уточнения.
Кем был замечен? Литвиненко, когда я по заданию Владимира Воронкова разговаривал с Терлюком в фойе отеля, уже его покинул и наблюдать за мной никак не мог. На самом деле это делал Воронков.
Здесь важно упомянуть аудиозаписи моих телефонных разговоров с Литвиненко, сделанные мною поздно вечером и ночью с 11 на 12 мая 2003 года.
Так, например, Литвиненко утверждал, что якобы получил информацию о моём разговоре с Терлюком от начальника охраны Ришара, который якобы наблюдал за мной.
Но этого не могло быть, так как Ришар, охранявший Березовского, не отходил от Бориса Абрамовича, а того в фойе отеля не было, поэтому Ришар не мог наблюдать за мной.
Из записей становится понятно, что версия событий, якобы имевших место, по словам Литвиненко, в представленном заявлении от 31 июля 2003 года была придумана им после нашего первого телефонного разговора 11 мая 2003 года.
Он состоялся в 23:10 и длился 4,5 минуты. До этого, в 18:30 мне позвонил Терлюк и поинтересовался предстоящим слушанием дела Березовского, намеченным на 13 мая 2003 года. Он сообщил номер своего домашнего телефона.
Я, положив трубку, тут же позвонил Воронкову, который просил меня установить контакт с Терлюком 2 апреля 2003 года, сообщил ему о звонке и номере домашнего телефона Терлюка.
Вечером 11 мая 2003 года, как обычно, в порядке обмена новостями мне позвонил Литвиненко. Узнав от меня о звонке Терлюка, он вначале не проявил заинтересованности и со своей стороны сообщил мне о том, что опубликована его статья на сайте «Чеченпресс» о гибели Джохара Дудаева.
Я сказал, что читал её, и она мне понравилась. Затем Литвиненко заявил:
"Никому не говори, что он (Терлюк) звонил, договорились?»
Литвиненко заявил о том, что якобы Ришар просил меня, Чекулина, советоваться с ним, Литвиненко, по поводу общения с Терлюком.
Я поинтересовался, в связи с чем возникли эти вопросы — что, у Литвиненко появились какие-то реальные данные на Терлюка?
Я объяснил, в чём заключался мой короткий контакт с Терлюком и произнёс, что передал его номер мобильного телефона начальнику охраны, то есть Ришару.
На самом деле я передал номер домашнего телефона Терлюка Воронкову. Литвиненко не обратил на это внимания. Он не имел, как я понимаю, на тот момент никакой информации от Воронкова о том, что я уже разговаривал с ним и сообщил номер домашнего телефона Терлюка.
Литвиненко ответил, что у него никаких новых данных нет, просто Терлюк — «интересный человек», и что возможны провокации вокруг нас (людей Березовского).
Он спросил о наличии у меня записывающего устройства для записи предстоящего разговора с Терлюком.
Я выразил сомнение в возможности использования обычного диктофона. Тогда Литвиненко сказал, что даст команду Ришару снабдить меня специальным диктофоном.
Но для меня было ясно, что Литвиненко не может давать никаких команд Ришару.
Поделитесь с друзьями или поставьте закладку на эту страницу,
если планируете зайти на нее попозже ... (Экстрадиция | апелляция
Березовского | Предоставление политического убежища Березовскому )
