Оглавление и содержание книги | Купить книгу - 1937 Правосудие Сталина
Фрагмент книги "о мифах 1937 года" для ознакомления ...
Государственная власть
и конституция
Защитить конституционный порядок
ГОРБАЧЕВ НЕ СОБИРАЛСЯ СЛЕДОВАТЬ
ИСТОРИЧЕСКОЙ ПРАВДЕ
Большевики отчетливо понимали: государственная власть зиждется не на конституциях, а на силе.
Вслед за К. Марксом В.И. Ленин сознавал, что без обращения к грубой силе никакой капиталистический режим не даст себя свергнуть.
И Ленин отстаивал марксистское понимание диктатуры пролетариата, не стесняясь порой в выражениях:
«Диктатура пролетариата есть классовая борьба победившего и взявшего в свои руки политическую власть пролетариата против побежденной, но не уничтоженной, не исчезнувшей, не переставшей оказывать сопротивление, против усилившей свое сопротивление буржуазии» (Ленин В.И. ПСС. Т. XXIV. С. 311).
«Научное понятие диктатуры означает не что иное, как ничем не ограниченную, никакими законами, никакими абсолютно правилами не стесненную, непосредственно на насилие опирающуюся власть...
Диктатура означает — примите это раз навсегда к сведению, господа кадеты, — неограниченную, опирающуюся на силу, а не на закон, власть» (Ленин В.И. Там же. Т. XXIV. С. 441, 436).
Начиная, по крайней мере, с 1920-х годов западные политологи начали разрабатывать теорию:
Она обосновывает законность отмены конституционных прав во времена кризиса, различая при этом «конституционную диктатуру, которая стремится защитить конституционный порядок, и неконституционную диктатуру, которая приводит к его ниспровержению» (См., например, обсуждение вопроса в: Giorgio Agamben. State of Exception (Chicago: University of Chicago Press, 2005), Chapter One, где цитируются политологи Германии периода Веймарской республики, шведский политолог середины 1930-х годов Герберт Тингстен (Herbert Tingsten), а также политологи 1940-х годов Фредерик Уоткинс (Frederick M.Watkins), Карл Фридрих (Carl J.Friedrich) и Клинтон Росситер (Clinton L.Rossiter).
Раскрытие военного заговора и «клубка», или «паутины», переплетенных между собой заговоров троцкистов и «правых» привело к беспрецедентно критическому положению, которое поставило Советский Союз, а с ним и мировое коммунистическое движение на грань катастрофы.
Учитывая столь критические обстоятельства, не стоит удивляться, что сталинское руководство ограничило или даже отменило некоторые функции прокуратуры в делах, связанных с государственной безопасностью.
Хотя следует оговориться, что само такое решение в отношении прокуратуры нам не известно.
Ежов инструктировал своих подчиненных проводить массовые репрессии в масштабах, далеко превышающих т.н. «лимиты», и при соблюдении максимально возможных мер секретности.
По подсчетам Гетти, число несанкционированных казней было поистине огромно (Гетти отмечает: «Опираясь на доступные сейчас источники (которые, вероятно, неполны), мы можем сказать, что по приказу № 447 плюс известным на сегодня последующим увеличениям «лимитов» Москва санкционировала расстрел примерно 236 000 человек.
Можно быть уверенным, что на самом деле было расстреляно 386 798 человек, из которых 151 716 — без подтвержденных документами санкций со стороны НКВД или Политбюро. Существует возможность, что местные власти значительно превысили дозволенные лимиты, особенно когда дело касалось расстрелов» (J.Getty, Ecesses. P. 132).
Операция готовилась в характерной для заговоров атмосфере тайны, что нашло отражение в таких первичных свидетельствах, как стенограмма доклада начальника УНКВД по Западносибирскому краю С.Н. Миронова на оперативном совещании 25 июля 1937 года.
Миронов проинструктировал своих подчиненных, что те должны совершить над собой насилие и выбросить из головы оглашаемые им цифры, а именно — огромное число людей, подлежащих аресту в кратчайшие сроки:
«До тех пор пока мы с вами не проведем всю операцию, эта операция является государственной тайной со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Когда я буду вас знакомить с планом по краю в целом, то всякие цифры, о которых вы услышите, по мере возможности должны в вашей голове умереть, а кому удастся, он должен эти цифры из головы выкинуть, кому же это не удастся, он должен совершить над собой насилие и все-таки их из головы выкинуть, потому что малейшее разглашение общей цифры — и виновные в этом пойдут под военный трибунал (Так в тексте).
Поскольку цифры достаточно любопытны по краю, я считаю необходимым познакомить вас с ними с тем, чтобы вы могли сориентироваться с масштабом операции»
(«Выдержка из стенограммы оперативного совещания начальников оперпунктов, оперсекторов, ГО и РО УНКВД по 3ападно-Сибирскому Краю, проводимого начальником Управления НКВД по ЗСК, комиссаром гос. безопасности 3-го ранга тов. МИРОНОВЫМ», смотрите: Боль людская. Книга памяти репрессированных томичей. Т. 5. — Томск: Изд. Томского ун-та, 1999. С. 102, подробнее здесь:
www.chss.montclair.edu/english/furr/research/mironov072537.html).
Как отмечал Миронов, санкции прокуратуры не требуется, она лишь ставится в известность по факту случившегося.
Прокурору следовало передавать списки уже арестованных лиц, и он, таким образом, не мог влиять на то, кого следует брать под стражу.
Без личных указаний Ежова Миронов никогда бы не осмелился давать такие инструкции:
«Постановление с прокурором не согласовывается. Прокурору мы посылаем только списки арестованных, причем списки придется составлять начальнику оперсектора в 4 экземплярах — один оставлять у себя, один посылать в край для рассмотрения на тройке, один направлять начальнику Районных Отделов или Городских Отделов и один прокурору»
(«Выдержка из стенограммы оперативного совещания нач[чальников] оперпунктов, оперсекторов, ГО и РО УНКВД по 3[ападно]- С[ибирскому] к[раю], проводимого начальником Управления НКВД по ЗСК, комиссаром гос. безопасности 3-го ранга тов. МИРОНОВЫМ», см.: Боль людская. Книга памяти репрессированных томичей. Т. 5. — Томск: 1999. С. 102, см.:
www.chss.montclair.edu/english/furr/research/mironov072537.html).
Сказанное означает: не прокуратура, а НКВД распределял, кого из арестованных отнести к «первой категории» — вынесению смертного приговора, а кого ко «второй» — заключению в лагеря и колонии:
«Дела будут оформляться упрощенным процессом. После операции контроль будет затруднен, поэтому в отношении первой категории надо быть очень требовательными с точки зрения применения категории и санкции на операцию.
Почему надо быть требовательным? Работать нам придется два с половиной месяца, через месяц могут вскрыться новые дела и новые организации, предоставленный нам лимит мы можем исчерпать и можем очутиться в таком положении, подойдя к целому ряду дел и фигур, что лимит у нас будет использован.
В результате мы можем оказаться через месяц без лимита» («Выдержка из стенограммы оперативного совещания нач. оперпунктов, оперсекторов, проводимого начальником Управления НКВД по ЗСК, комиссаром гос. безопасности 3-го ранга тов. МИРОНОВЫМ», см.: Боль людская. Книга памяти репрессированных томичей. Т. 5. — Томск: Изд. Томского ун-та, 1999. С. 110, смотрите здесь подробно: ww.chss.montclair.edu/english/furr/research/mironov072537.html )
«Лимиты» — максимальное число лиц, намеченных для репрессий, — Миронов рассматривал не иначе, как обязательные для исполнения плановые показатели, или квоты.
«Лимит» на 11 000 чел. (фактически на 10 800) он понимал как приказ арестовать как минимум 11 тысяч. Подчиненным он отдал распоряжение не бояться превышать «лимит» еще на пару-другую тысяч, если это им представится необходимым:
«Лимит для первой операции 11 000 человек, т.е. вы должны посадить 28 июля 11 000 человек. Ну, посадите 12 000, можно и 13 000, даже 15 000, я даже вас не оговариваю этим количеством. Можно даже посадить по первой категории 20 000 чел.
С тем, чтобы в дальнейшем отобрать то, что подходит к первой категории, и то, что из первой должно пойти будет во вторую категорию. На первую категорию лимит дан 10 800 человек.
Повторяю, что можно посадить и 20 тыс., но с тем, чтобы из них отобрать то, что представляет наибольший интерес» (там же).
Несмотря на огромное число жертв, намеченных к расстрелу, Миронов отдал своим починенным приказ скрытно наметить в Западно-Сибирском крае, а затем тщательно хранить в тайне места казней и захоронений:
Миронов — только один из ежовских подручных, действовавших в одном из регионов обширного Советского Союза.
Совещания, подобные тому, что проводил Миронов и отрывочной записью которого мы сегодня располагаем, несомненно, проводились по всей стране или как минимум в большинстве ее краев и областей. Начатая НКВД резня носила чудовищные масштабы.
Поделитесь с друзьями или поставьте закладку на эту страницу,
если планируете зайти на нее позже ... (Государственная власть
конституция | Защитить конституционный порядок)
